Вместо предисловия и эпиграфа.

   Логос – это слово, внутренний логос – то самое «слово внутреннее, заключенное в сердцах наших», о котором учил святитель Василий Великий (см. эпиграф к словарю «Глаголъ»). Произведение художественной литературы всегда является исповеданием внутренних слов сердца автора, плодом «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» (А.С. Пушкин, из предисловия к «Евгению Онегину»). Что на уме, то и на языке, а на ум писателю и поэту прежде всего приходят те внутренние слова-логосы, плоды которых укоренены в глубине его сердца. Слово становится внутренним, когда сердце прислушивается к уму и с верой укореняет в своей почве его наблюдения. Внешние же слова литературных произведений всегда являются плодами внутренних.

   «Признаем, что языкъ и раса есть одно и тоже, и что слѣдовательно Негры въ Вестъ-Индіи или Америкѣ, говорящіе только по Англійски, суть уже Англичане, Англо-Саксы, а не Негры» (Владимир Ламанский, исследование «Об историческом изучении греко-славянского мира в Европе», СПб., Типография Майкова, 1871, с. 175). Слово «раса» укоренилось в русском языке как заимствование из английского в середине 19 века. «В социальном значении расы понимаются как социальные и культурные структуры общества, отражающие различные взгляды и убеждения, навязанные различным группам населения начиная с периода европейского колониализма».  (https://ru.wikipedia.org/wiki/Раса)

   Беседа о ключевых словах комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» будет построена на основе православной логики: «Кто в каком слове поучается, тот и принадлежит этому слову» (св. Петр Дамаскин, 12 век). Такой логики придерживались те деятели русской культуры, которые основали в 1811 году «Беседу любителей русского слова» - собор патриотов России и защитников древнего живого русского языка. Во главе с адмиралом А.С. Шишковым (1754-1841) и сенатором Г.Р. Державиным (1743-1816) любители русского слова выступили на защиту языка православных славян от французской, английской и немецкой инославной колонизации. По духу и убеждениям Грибоедов был очень близок к «Беседе». Его старшим другом и рецензентом «Горя от ума» был участник «Беседы» Иван Андреевич Крылов (1769 -1844). Соавтором Грибоедова в сочинении драматических произведений был попечитель всех театров тогдашней России князь Александр Александрович Шаховской (1777-1846). Именно Шаховской в 1815 году впервые представил молодого корнета гусарского полка и литератора Александра Грибоедова вдохновителю «Беседы» адмиралу Шишкову. Принадлежность к разным поколениям не помешала этим двум защитникам русского языка и православной словесности стать соратниками в борьбе с инославной языковой агрессией.

   Сравним два текста, один из которых был написан Шишковым в 1803 году, а другой, монолог Чацкого, – Грибоедовым в 1823:

1. «Древний славенский язык, повелитель многих народов, есть корень и начало российского языка, который сам собою всегда изобилен был и богат, но еще более процвел и обогатился красотами, заимствованными от сродного ему эллинского языка, на коем витийствовали гремящие Гомеры, Пиндары, Демосфены, а потом Златоусты, Дамаскины и многие другие христианские проповедники. Кто бы подумал, что мы, оставя сие многими веками утвержденное основание языка своего, начали вновь созидать оный на скудном основании французского языка? Кому приходило в голову с плодоносной земли благоустроенный дом свой переносить на бесплодную болотистую землю? Ломоносов, рассуждая о пользе книг церковных, говорит: «Таким старательным и осторожным употреблением сродного нам коренного славенского языка купно с российским отвратятся дикие и странные слова нелепости, входящие к нам из чужих языков, заимствующих себе красоту от греческого, и то еще чрез латинский. Оные неприличности ныне небрежением чтения книг церковных вкрадываются к нам нечувствительно, искажают собственную красоту нашего языка, подвергают его всегдашней перемене и к упадку преклоняют». Когда Ломоносов писал сие, тогда зараза оная не была еще в такой силе, и потому мог он сказать: вкрадываются к нам нечувствительно: но ныне уже должно говорить: вломились к нам насильственно и наводняют язык наш, как потоп землю» (А.С. Шишков (1754-1841) Из Предуведомления к статье и речи «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» ("Собраніе сочиненій и переводовъ адмирала Шишкова Россійской Императорской Академіи Президента и разныхъ ученыхъ обществъ члена". СПб., 1824. Ч. II.).

2.) «В той комнате незначащая встреча:

Французик из Бордо, надсаживая грудь,

Собрал вокруг себя род веча

И сказывал, как снаряжался в путь

В Россию, к варварам, со страхом и слезами;

Приехал – и нашел, что ласкам нет конца;

Ни звука русского, ни русского лица

Не встретил: будто бы в отечестве, с друзьями;

Своя провинция.

– Посмотришь, вечерком

Он чувствует себя здесь маленьким царьком;

Такой же толк у дам, такие же наряды…

Он рад, но мы не рады.

Умолк.

И тут со всех сторон

Тоска, и оханье, и стон.

Ах! Франция!

Нет в мире лучше края!

– Решили две княжны, сестрицы, повторяя

Урок, который им из детства натвержён.

 Куда деваться от княжон!

– Я одаль воссылал желанья

Смиренные, однако вслух,

Чтоб истребил господь нечистый этот дух

Пустого, рабского, слепого подражанья;

Чтоб искру заронил он в ком‑нибудь с душой,

Кто мог бы словом и примером

Нас удержать, как крепкою вожжой,

От жалкой тошноты по стороне чужой.

Пускай меня отъявят старовером,

Но хуже для меня наш Север во сто крат

С тех пор, как отдал всё в обмен на новый лад

– И нравы, и язык, и старину святую,

И величавую одежду на другую

По шутовскому образцу:

Хвост сзади, спереди какой‑то чудный выем,

Рассудку вопреки, наперекор стихиям;

Движенья связаны, и не краса лицу;

Смешные, бритые, седые подбородки!

Как платья, волосы, так и умы коротки!..

Ах! если рождены мы всё перенимать,

Хоть у китайцев бы нам несколько занять

Премудрого у них незнанья иноземцев.

Воскреснем ли когда от чужевластья мод?

Чтоб умный, бодрый наш народ

Хотя по языку нас не считал за немцев.

«Как европейское поставить в параллель

 С национальным? – странно что‑то!

Ну как перевести мадам и мадмуазель?

Ужли сударыня!!» – забормотал мне кто‑то…

Вообразите, тут у всех

На мой же счет поднялся смех.

«Сударыня! Ха! ха! ха! ха! прекрасно!

Сударыня! Ха! ха! ха! ха! ужасно!!»

– Я, рассердясь и жизнь кляня,

Готовил им ответ громовый;

Но все оставили меня.

– Вот случай вам со мною, он не новый;

Москва и Петербург – во всей России то,

Что человек из города Бордо,

Лишь рот открыл, имеет счастье

Во всех княжон вселять участье;

И в Петербурге, и в Москве,

Кто недруг выписных лиц, вычур, слов кудрявых,

В чьей, по несчастью, голове

Пять, шесть найдется мыслей здравых,

И он осмелится их гласно объявлять,

– Глядь…» («Горе от ума», действие III явление 22). 

   «Беседа» была созвана А.С. Шишковым и Г.Р. Державиным накануне роковых событий Отечественной войны 1812 года и последовавшего за победой в этой войне «с двунадесятью языками» масонского заговора и восстания Декабристов в 1825 году.  Грибоедов был представлен основателю «Беседы» А.С. Шишкову своим другом и соавтором, одним из деятельных участников этого собрания, князем Александром Александровичем Шаховским (1777—1846).

Согласно его собственным показаниям на допросе по делам декабристов, Грибоедов родился в 1790 году, хотя в учебниках принято указывать то 1794, то 1795. Свою сатирическую комедию-исповедь «Горе от ума» (1824), он написал на пике творческой зрелости – в возрасте Христа. Эта комедия стала продолжением усилий «Беседы любителей русского слова» в деле защиты Отечества от языковой колонизации Запада. Она на века стала для потомков прививкой от заразительного романтического сентиментализма и «чужевластья мод». Либеральные критики, литературоведы и авторы школьных учебников не раз пытались исказить патриотический смысл как наследия «Беседы любителей русского слова», так и сатирической комедии «Горе от ума». На вставке портрет А.С. Грибоедова работа В.И. Мошкова.

   Одним из первых, кому автор доверил оценку своего труда еще 1823 году, стал старший соратник по «Беседе любителей русского слова» великий русский сатирик-баснописец Иван Андреевич Крылов. Отзыв этого автора не только басен-памфлетов, но и православных стихотворных переложений многих псалмов пророка Давида на русский язык, был не утешителен. Уж если его басни цензура не пропускает, то за такую комедию могут и в кандалы заковать. 

   Постановку и публикацию «Горя от ума» действительно запретили вплоть до 1863 года. Более того, по доносам ряда арестованных приятелей-участников восстания декабристов Грибоедов в начале 1826 года, когда комедию читали в списках по всему Петербургу и Москве, был срочно вызван с Кавказа в Петербург и арестован.  По прибытии в Петербург, 11 февраля 1826 года, Грибоедова доставили на гауптвахту Главного штаба.

По духу времени и вкусу,

Я ненавижу слово: раб...

За то посажен в Главный штаб…

(А.С. Грибоедов, «Экспромнт»).

    Прислушаемся к показаниям самого подследственного Грибоедова:

  «По возвращении моему из Персии в Петербург в 1825 году я познакомился посредством литературы с Бестужевым, Рылеевым и Абаленским [Оболенским]. Жил вместе с Адуевским [Одоевским]и по Грузии был связан с Кюхельбекером. … В разговорах их видел часто смелые суждения насчет правительства, в коих сам я брал участие: осуждал, что казалось вредным, и желал лучшего. Более никаких действий моих не было, могущих на меня навлечь подозрение, и почему оное на меня пало, истолковать не могу».

  В ходе следствия выяснилось, что Грибоедов не только не участвовал в заговоре, но и высмеивал будущих декабристов. В комедии «Горе от ума» (1824) устами недалеко болтуна Репетилова сатирически обличаются заговорщики-англоманы, которые часто встречались тогда в Английском клубе:

Репетилов

Поздравь меня, теперь с людьми я знаюсь

С умнейшими!! — всю ночь не рыщу напролет.

…

Зато спроси, где был?

Чацкий

И сам я догадаюсь.

Чай в клубе?

Репетилов

В Английском. Чтоб исповедь начать:

Из шумного я заседанья.

Пожалосто молчи, я слово дал молчать;

У нас есть общество, и тайные собранья,

По четвергам. Секретнейший союз...

Чацкий

Ах! я, братец, боюсь.

Как? в клубе?

Репетилов

Именно.

Чацкий

Вот меры чрезвычайны,

Чтоб взашеи прогнать и вас, и ваши тайны.

Репетилов

Напрасно страх тебя берет,

Вслух, громко говорим, никто не разберет.

Я сам, как схватятся о камерах, присяжных,

О Бейроне, ну о матерьях важных,

Частенько слушаю, не разжимая губ;

Мне не под силу, брат, и чувствую, что глуп.

Ах! Alexandre! у нас тебя недоставало;

Послушай, миленький, потешь меня хоть мало;

Поедем-ка сейчас; мы, благо на ходу;

С какими я тебя сведу

Людьми!!.. уж на меня нисколько не похожи,

Что за люди, mon cher! сок умной молодежи! —

Чацкий

Бог с ними, и с тобой. Куда я поскачу?

Зачем? в глухую ночь? Домой, я спать хочу.

Репетилов

Э! брось! кто нынче спит? Ну полно, без прелюдий,

Решись, а мы! у нас... решительные люди,

Горячих дюжина голов!

Кричим, подумаешь, что сотни голосов!..

Чацкий

Да из чего беснуетесь вы столько?

…

  Суждения и призывы к перевороту Бестужева, Рылеева и иных сентиментальных байронических романтиков «секретнейшего союза» в комедии прямо называются беснованиями. Звучит в комедии и недвусмысленный ответ Грибоедова на многократные приглашения заговорщиков вступить в их тайный союз: «взашеи прогнать и вас, и ваши тайны».

  Великий деятель культуры и дипломат, Грибоедов дорожил и присягой, и своим добрым именем, данным во святом крещении: Александр. Вслед за святым Александром Невским он направил все свои творческие и дипломатические усилия на налаживание и укрепление связей славянорусского мира со странами и народами Востока для противостояния вероломной и коварной агрессии главного врага Православия: романо-германского Запада. 

   В письме к другу и единомышленнику Степану Никитичу Бегичеву (1785— 1859) от 30 августа 1818 года Грибоедов писал по пути из Нижегородской губернии в Персию: «Нынче мои именины: благоверный князь, по имени которого я назван, здесь прославился; ты помнишь, что он на возвратном пути из Азии скончался; может и соименного ему секретаря посольства та же участь ожидает, только вряд ли я попаду в святые!».

  «В святые» Александр Грибоедов действительно не попал, но, подобно Александру Невскому прославился тем, что, заключив с Персией Туркманчайский мир, ценой своей жизни приобрел для России важнейших азиатских и кавказских союзников в борьбе с новыми крестоносцами-завоевателями 19-21 веков. Свой выбор в пользу Востока, а не Запада, Грибоедов сделал еще в 1818 году, отказавшись от места чиновника русской миссии в США. Будущие декабристы из «секретнейших союзов» тогда, как, впрочем, и сейчас, делали и делают иной выбор для себя и России.

Кондратий Рылеев, один из руководителей Северного тайного общества, в 1824 году стал топ-менеджером Российско-Американской компании и поселился в «корпоративной» квартире на первом этаже ее офиса в Санкт-Петербурге. Квартира Рылеева стала тогда местом вербовки дворян в тайное общество, а со временем – и штаб-квартирой заговорщиков. (на репродукции – портрет Рылеева работы неизвестного художника примерно 1824 года).

  Грибоедов вместо США тогда получил назначение на должность секретаря при царском поверенном в делах в Персии. Это и определило дальнейшую судьбу и направленность творчества этого «Великого визиря». Свободно владея несколькими европейскими языками, этот великий поэт-дипломат сам выучил еще арабский, турецкий, грузинский и персидский. В Персии он не только снискал себе уважение среди дипломатов соперничавшей с Россией английской миссии в Тавризе, но и приобрел особенную благосклонность наследника престола, принца Аббаса-Мирзы, который истинно уважал Грибоедова и находил удовольствие в его беседе.

В своих путевых заметках «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года» тезка Грибоедова Александр Сергеевич Пушкин писал о Грибоедове: «Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году, в Петербурге, пред отъездом его в Персию. Он был печален и имел странные предчувствия. Я было хотел его успокоить; он мне сказал: «Вы еще не знаете этих людей: вы увидите, что дело дойдет до ножей». Он полагал, что причиною кровопролития будет смерть шаха и междуусобица его семидесяти сыновей. Но престарелый шах еще жив, а пророческие слова Грибоедова сбылись. Он погиб под кинжалами персиян, жертвой невежества и вероломства. … Я познакомился с Грибоедовым в 1817 году. Его меланхолический характер, его озлобленный ум, его добродушие, самые слабости и пороки, неизбежные спутники человечества, — все в нем было необыкновенно привлекательно. Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям, долго был он опутан сетями мелочных нужд и неизвестности. Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан; даже его холодная и блестящая храбрость оставалась некоторое время в подозрении. Несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости, эту глупую, несносную улыбку, когда случалось им говорить о нем как о человеке необыкновенном».

Иллюстрация: Встреча А.С. Пушкина с траурной повозкой А. С. Грибоедова. Г. Гюрджян. 1937 г.

В.С.