« НазадТЕРМИН 25.10.2023 00:20ТЕРМИН – русский язык заимствовал это латинское слово через польское termin в начале 18 века в значении «слово или словосочетание, обозначающее строго определенное понятие в какой-либо области знания». В античной латыни terminus /терминус/ означало «пограничный знак»; «граница», а в средневековой – уже «отрезок времени» или просто «время». Римляне в период античности заимствовали это слово из древнегреческого языка, в котором τέρμων /тéрмōн/ означало «граница», а однокоренное τέρμα /терма/ - «цель». В античных трагедиях Софокла (496 до н. э. — 406 до н. э.) однокоренное χώρα τερμία /(х)ора термiа/ означало «место предстоящей смерти, окончания жизненного пути героя». Ученые-этимологи пролагают, что ТЕРМИН происходит во всех языках от двух древних корней. Первый корень представляют в виде *ter(h)- «сквозь, через», или*ter- «граница», как в санскритских однокоренных तार /тāра/ «пересечение», или तिर /тира/ «берег». Второй корень воссоздают в виде *-mḗn/*-mn̥ «суффикс со значением лица»: «делатель», как древнегреческом в ποιμήν /пимен/ «пастырь, пастух», или в санскритском अश्मन् /азман/ «камень». Сочетание образов, содержащихся в двух корнях, порождает представление о ТЕРМИНЕ как о «делателе границ; установщике пределов». ТЕРМИН буквально окружает пределами образное представление о называемой вещи. Как знак, «обозначающий строго определенное понятие в какой-либо области знания», термин препятствует устремлению мысли за установленные научной областью знания пределы. Пределы современного терминологического мышления и мировоззрения устанавливаются учеными людьми, защищаются диссертациями и утверждаются академическими Учеными советами. Чтобы превратить живое слово в термин, надо заключить его в строгие пределы – всесторонне определить и ограничить свободу его восприятия понятиями знающих людей-авторитетов. Напоминает рассказ А.П. Чехова «Человек в футляре». Все, в том числе, религиозные, личные живые представления и взгляды, которые выходят за установленные ТЕРМИНАМИ пределы, считаются ненаучными или лженаучными. Культ терминологии, то есть логики поведения и принятия решений, основанной на утвержденных различными советами терминах, выводит за рамки современного образования и святое Евангелие, и Откровения свыше. Живое слово, порождающее мысли и чувства, можно уподобить живым существам, обладающим разными степенями свободы передвижения, к примеру, птицам, насекомым. Что будет, если пойманную пчелу «строго ограничить» пределами тесной стеклянной банки? – Она помучается, поборется, пытаясь перейти границы своего определения (заточения), и, наконец, умрет. Является ли мертвая пчела пчелой по определению? – Терминологически – да. ТЕРМИН стирает различия между жизнью и смертью определяемых им существ. Мертвая пчела все равно определяется как пчела. Так же и с бабочками в коллекциях энтомологов – каждое чучело бабочки под стеклом имеет свое надписание в виде латинского термина, называющего разновидность этой особи. Безразличие терминологии к жизни и смерти определяемых предметов можно проверить: возьмем терминологическое описание, позволяющее отличить пчелу от других насекомых: «Пчела относится к категории членистоногих животных. Ее тело состоит из трех основных частей: головы; грудной части; брюшка. Также отличительной особенностью насекомых является наружный скелет, который представлен в виде защищающей твердой оболочки. К нему крепятся мускулы и внутренние органы. Голова пчелы защищена слоем хитина. Помимо усиков, у нее есть верхняя губа и ротовой аппарат с хорошо развитыми мускулами…». (Источник: https://kipmu.ru/pchela/ysclid=lo1mdedol5388076738). – Вполне подходит и для живых, и для мертвых пчел. Нет разницы. Однажды меня пригласил в гости владелец небольшого поместья, в котором была своя пасека. Пасека пришла в упадок, но пасечник все же собрал последний урожай меда, в котором законсервировались мертвые пчелы из ульев. Вот этим-то медом с пчелами внутри и угощал меня за чаем хозяин дома. «Ну как мед? Неправда ли, вкусный?» - спросил он. Я согласился: - «Вкусно. Только немного горьковато…». Я не успел завершить свой каламбур: хотел сказать, что горько видеть внутри меда погибших тружениц, которые подарили его нам ценой своей жизни. Хозяин перебил: «Очень сладкий мед! Настоящий. В магазинах такого не найдешь!». Если бы я возразил, что в меду законсервировались уже не пчелы, а только их «наружные скелеты»-останки, он бы совсем обиделся. Настоящая пчела, в отличие от трупа или наружного скелета пчелы, не только летает и производит мед, она еще жужжит особым, только ей свойственным образом. На это жужжанье указывает метафорический образ внутри этимологического корня этого живого славянорусского слова. «У всех славян было некогда слово «бьчела» — «пчела», произведенное, наверное, из звукоподражательного «буча́ти» — «гудеть», «реветь». Этимологически бык и пчела — родичи: оба они «ревуны», «бу́калы», «буча́лы» (Происхождение слова пчела в этимологическом онлайн-словаре Успенского Л. В. https://lexicography.online/etymology/uspensky/пчела). Букашка, которая бучит, как (живой!) бык» - это этимологическое древнее представление ненаучно с точки зрения терминологии. В этом народном представлении дышит жизнь, не нами сотворенная, и поэтому не укладывающаяся в тесные рамки выдуманных учеными людьми терминологических определений. То же будет и со словами «человек», «жизнь», «глагол», «вера», «надежда», «любовь», и со всеми знаменательными, в особенности, со святыми словами русского языка. Древнегреческое слово τέρμων /тéрмōн/ «граница», по-моему, является этимологическим антонимом, противоположностью слову ἔτυμον /этимон/ «истинный смысл, соответствующий происхождению слова». Истинные смыслы живых слов неисчерпаемо глубоки и неопределимы в границах времени и пространства материального мира. Терминология убивает живые слова, стирая грань между представлениями о живом и мертвом состоянии определяемых ею предметов. Этот прием подмены живого слова мертвым знаком (наружным скелетом слова) широко применяется не только в области научной, но и политической, культурной, публицистической, житейской терминологии. «Я тебе книжки ихние покажу: всё у них потому, что «среда заела», — и ничего больше! Любимая фраза! Отсюда прямо, что если общество устроить нормально, то разом и все преступления исчезнут, так как не для чего будет протестовать, и все в один миг станут праведными. Натура не берется в расчет, натура изгоняется, натуры не полагается! У них не человечество, развившись историческим, живым путем до конца, само собою обратится наконец в нормальное общество, а, напротив, социальная система, выйдя из какой-нибудь математической головы, тотчас же и устроит всё человечество и в один миг сделает его праведным и безгрешным, раньше всякого живого процесса, без всякого исторического и живого пути! Оттого-то они так инстинктивно и не любят историю: «безобразия одни в ней да глупости» — и всё одною только глупостью объясняется! Оттого так и не любят живого процесса жизни: не надо живой души! Живая душа жизни потребует, живая душа не послушается механики, живая душа подозрительна, живая душа ретроградна! А тут хоть и мертвечинкой припахивает, из каучука сделать можно, — зато не живая, зато без воли, зато рабская, не взбунтуется!» (Из романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание, ч. 3, гл. 1). У каждого народного слова тоже есть живая душа, противящаяся логике научных теорий, идеологиям и другим способам переформатирования общественного мнения и сознания. Термин, в котором терминирована эта душа, подобен каучуковому изделию – «не взбунтуется!». Этимология, наоборот, возвращает изначальные живые образные представления, умозримые святые иконы, которые породили и питают современные слова от их древних праязыковых корней. Внешние скелеты доживших до нашего времени слов сильно пострадали, но их древние этимологические корни еще не обрублены и едины для всего человечества. Они, с Божьей помощью, прорастут сквозь стены современного Вавилонского столпотворения и смогут вновь объединить все разделенные терминологическими спорами народы в Слове Божием Иисусе Христе. Корнесловное осмысление терминов науки, образования и культуры в контексте Евангелия воскрешает эти мертвые слова, преображая их современные определения и понятия в традиционные вечные живые представления: «Все предано (в латинской Вульгате tradita /традита/ - от того же корня *ter(h)- «сквозь, через», что и ТЕРМИН) Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть. Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (От Матфея, 11:27-30). |