Беседа первая: Поэма «Руслан и Людмила» и «Слово о полку Игореве» в переводе В.А. Жуковского.

Вопрос о влиянии языческих культов славян на сердца и умы русских православных христиан является одним из ключевых в отечественной литературе со времен «Слова о полку Игореве» (12 век) и до наших дней. Вслед за безымянным автором «Слова» Пушкин описывает в поэме «Руслан и Людмила» непримиримую борьбу за русскую душу между силами древних языческих славянских культов и православной христианской культурой. Образы сказочной поэмы Пушкина помогают современному читателю глубже ощутить в себе наследственную внутреннюю борьбу между страстными языческими суевериями и христианскими представлениями о борьбе добра со злом.

В сказочных образах Руслана и Людмилы содержится ответ на вопрос о том, какие искушения и препятствия должно пройти русской душе, чтобы пробудиться от сонного забытья, преодолеть в себе древнее язычество, возвыситься до христианского самоотвержения и спастись.

Поэма «Руслана и Людмила» была написана в 1820 году под влиянием обретенного в 1800 году древнего славянского текста «Слова о полку Игореве». Летописный текст «Слова», повествующий о событиях 1185 года, был найден в одном из монастырей родственником поэта, собирателем древних рукописей Алексеем Ивановичем Мусиным-Пушкиным (1744 – 1817). В юные годы Пушкин имел возможность глубоко изучить это древнее сокровище. Первые прозаические переводы были созданы в самом начале века. В1805 году опубликовал свой перевод адмирал А. С. Шишков. В 1809 году появился перевод В. В. Капниста. В период с 1817 по 1819 год над первым стихотворным переводом «Слова» трудился старший друг, наставник и покровитель молодого поэта Пушкина   Василий Андреевич Жуковский (1783-1852). Именно этот перевод, до сих пор издаваемый для изучения в школе, по-видимому, оказал на замысел «Руслана и Людмилы» наибольшее влияние. Один из современников и первых исследователей творчества Пушкина С.П. Шевырев писал: «Слово о полку Игореве» Пушкин помнил от начала до конца наизусть и готовил ему объяснение» (журнал «Москвитянин», 1843, № 5, стр. 237).

Как и в «Слове», в поэме Пушкина происходит столкновение тьмы и света, жизни и смерти, гордого самонадеянного язычества и православного христианского смирения. Главным полем битвы в начале обоих произведений становятся сердца главных героев князя Игоря и Руслана. От исхода этой внутренней борьбы и от нравственного выбора каждого из них зависит будущее Отечества: Святая Русь или дикое гуляй-поле языческих похотей.

В начале повествования о причинах похода князя Игоря на половцев Жуковский описывает состояние души этого новообращенного в христианскую веру воина:

 Начнем же, братия, повесть сию

От старого Владимира до нынешнего Игоря.

Натянул он ум свой крепостью,

Изострил он мужеством сердце,

Ратным духом исполнился

И навел храбрые полки свои

На землю Половецкую за землю Русскую.

Тогда Игорь воззрел на светлое солнце,

Увидел он воинов своих, тьмой от него прикрытых,

И рек Игорь дружине своей:

«Братия и дружина!

Лучше нам быть порубленным, чем даться в полон.

Сядем же, други, на борзых коней

Да посмотрим синего Дона!»

Вспала князю на ум охота,

А знаменье заступило ему желание

Отведать Дона великого.

«Хочу, — он рек, — преломить копье

На конце поля половецкого с вами, люди русские!

Хочу положить свою голову

Или выпить шеломом из Дона».

Как и «старый Владимир», «нынешний Игорь» изображен в древнем тексте «Слова» страстным языческим воином. До крещения с новым именем Василий, будущий равноапостольный князь Владимир делал все, что хотел: был храбрым жестоким захватчиком и покорителем соседних земель и племен. Таков и князь Игорь, который в начале «Слова» отправляется в поход вопреки знакам свыше и с немирными, нехристианскими намерениями: «вспала князю на ум охота… хочу преломить копье… хочу положить свою голову, или выпить шеломом из Дона». Слова Нагорной проповеди Христа «Блаженны миротворцы, ибо они сынами Божьими нарекутся» вред ли воспринимались «старым Владимиром» и «нынешним Игорем» с должным вниманием и послушанием.

Та же языческая страстная молодецкая охота, «по щучьему велению, по моему хотению», ослепила ум и пленила сердце молодого киевского витязя Руслана. В начале поэмы Пушкин описывает свадьбу этого удалого богатыря именно как языческое пиршество под аккомпанемент вещего жреца Леля Баяна:

В толпе могучих сыновей,

С друзьями, в гриднице высокой

Владимир-солнце пировал;

Меньшую дочь он выдавал

За князя храброго Руслана

И мед из тяжкого стакана

За их здоровье выпивал.

Не скоро ели предки наши,

Не скоро двигались кругом

Ковши, серебряные чаши

С кипящим пивом и вином.

Они веселье в сердце лили,

Шипела пена по краям,

Их важно чашники носили

И низко кланялись гостям.

 

Слилися речи в шум невнятный;

Жужжит гостей веселый круг;

Но вдруг раздался глас приятный

И звонких гуслей беглый звук;

Все смолкли, слушают Баяна:

И славит сладостный певец

Людмилу-прелесть, и Руслана,

И Лелем свитый им венец.

Но, страстью пылкой утомленный,

Не ест, не пьет Руслан влюбленный;

На друга милого глядит,

Вздыхает, сердится, горит

И, щипля ус от нетерпенья,

Считает каждые мгновенья.

 

Храбрыми в славянском язычестве именовали тех горячих и пылких воинов, которые поклонялись Храбру или Хорсу – божеству зимнего солнца и ясного месяца, отцу Денницы.

 Образ Хорса в представлении языческого художника.

 

«Руслан и Людмила» начинается повествованием именно о пылком языческом богатыре, горячность и страсть которого были побеждены чарами тьмы и холодной смерти, которые в поэме олицетворяет житель севера злой колдун карлик Черномор. Нетерпение и воображение – два врага, лишающие витязя силы воли и делающие его уязвимым для зла:

Огни погасли… и ночную

Лампаду зажигает Лель.

Свершились милые надежды,

Любви готовятся дары;

Падут ревнивые одежды

На цареградские ковры…

Вы слышите ль влюбленный шепот,

И поцелуев сладкий звук,

И прерывающийся ропот

Последней робости?.. Супруг

Восторги чувствует заране;

И вот они настали… Вдруг

Гром грянул, свет блеснул в тумане,

Лампада гаснет, дым бежит,

Кругом всё смерклось, всё дрожит,

И замерла душа в Руслане…

Всё смолкло. В грозной тишине

Раздался дважды голос странный,

И кто-то в дымной глубине

Взвился чернее мглы туманной…

И снова терем пуст и тих;

Встает испуганный жених,

С лица катится пот остылый;

Трепеща, хладною рукой

Он вопрошает мрак немой…

О горе: нет подруги милой!

Хватает воздух он пустой;

Людмилы нет во тьме густой,

Похищена безвестной силой.

 

Поэма о Руслане и Людмиле – одно из самых ранних крупных произведений Пушкина. Уже более двух столетий оно обязательно изучается в школе и обеспечивает преемственность культуры нашего народа из поколения в поколение. Применительно к культуре слово древняя, как и каждое живое слово русского языка, несет в себе, как минимум, три смысла. Поверхностный прямой смысл обращает внимание читателя на внешнюю хронологию событий и предопределяет отношение к древности как к далеким от жизни современного читателя «делам давно минувших дней». Внутренний переносный смысл этого слова обращается к патриотическим чувствам читателя, вовлекая его в душевное сопереживание и побуждая к личностному восприятию древности как «преданий старины глубокой» или, буквально, к чувственному восприятию передаваемых из глубины веков старинных отеческих представлений о добре, зле, любви и страсти. Наконец, самый глубокий, внутреннейший смысл слова древность и всей поэмы Пушкина обращает сердце и ум читателя от Древа познания к Древу жизни.  Древо-дерево – дрова – дор (славянское название дуба) –здравие-здоровье: все эти родственные слова восходят как в славянской языческой, так и православной культуре к образу жизни и смерти. Древо родословия коренится в Таинстве смерти и воскресения. Обращаясь к «Дубу зеленому» у Лукоморья, Пушкин мысленно проникает на границу между царствами живых и мертвых. Истинный смысл «Руслана и Людмилы» вечен. Поэт пытается постичь неизменную истину Божьего промысла о судьбе народов.  

Поэма Пушкина, как и «Слово о полку Игореве», начинается с трагических событий, связанных с временным торжеством тьмы, с поражением храброго воина. Поражение, пленение или гибель героя в обоих произведениях предопределяются их языческим своеволием и гордой самонадеянностью.

Текст «Слова» в переводе Жуковского

Текст поэмы «Руслан и Людмила»

Тогда вступил князь Игорь в златое стремя И поехал по чистому полю. Солнце дорогу ему тьмой заступило; Ночь, грозою шумя на него, птиц пробудила; Рев в стадах звериных; Див кличет на верху древа: Велит прислушать земле незнаемой, Волге, Поморию, и Посулию, И Сурожу, и Корсуню, И тебе, истукан тьмутараканский! И половцы неготовыми дорогами побежали к Дону великому. Кричат в полночь телеги, словно распущенны лебеди. Игорь ратных к Дону ведет! Уже беда его птиц скликает, И волки угрозою воют по оврагам, Клектом орлы на кости зверей зовут, Лисицы брешут на червленые щиты… О Русская земля! Уж ты за горами

Луна чуть светит над горою; Объяты рощи темнотою, Долина в мертвой тишине… …  Изменник, ведьмой ободренный, Герою в грудь рукой презренной Вонзает трижды хладну сталь… И мчится боязливо вдаль С своей добычей драгоценной.   Всю ночь бесчувственный Руслан Лежал во мраке под горою. Часы летели. Кровь рекою Текла из воспаленных ран. Поутру, взор открыв туманный, Пуская тяжкий, слабый стон, С усильем приподнялся он, Взглянул, поник главою бранной — И пал недвижный, бездыханный.

Все события «Слова» и поэмы «Руслан и Людмила» завершаются в древней столице Святой Руси граде Киеве. Князь Игорь возвращается из половецкого плена уже не гордым своевольным завоевателем, а православным воином Христовым. Направляется он не к своей ладе Ярославне в Путивль Курской области, а в Киевский монастырь «Богородицы Пирогощей» (современный район Андреевского спуска и Подола). Вся русская земля от Дуная до Киева приветствует князя Игоря, который возвращается из языческого плена, одержав победу в духовной брани. Своим смирением и покаянием он утвердил и укрепил православную веру святой Руси. 

Солнце светит на небе —

Игорь-князь в Русской земле!

Девы поют на Дунае,

Голоса долетают через море до Киева,

Игорь едет по Боричеву

Ко святой богородице Пирогощей.

Радостны земли,

Веселы грады! —

Песнь мы спели старым князьям,

Песнь мы спели князьям молодым:

Слава Игорю Святославичу!

Слава буйному туру Всеволоду!

Слава Владимиру Игоревичу!

Здравствуйте, князья и дружина,

Поборая за христиан полки неверные!

Слава князьям, а дружине аминь!

Подобно князю Игорю, пробужденный старцем Финном от смертного сна Руслан спешит не во дворец князя Владимира для возвращения Людмилы, а на «бранный луг», в стан осаждающих Киев печенегов.  Подобно победителю змия святому Георгию Победоносцу Руслан нападает на врага, чтобы вдохновить народ святой Руси на брань с иноплеменным язычеством:

Смутилось сердце киевлян;

Бегут нестройными толпами

И видят: в поле меж врагами,

Блистая в латах, как в огне,

Чудесный воин на коне

Грозой несется, колет, рубит,

В ревущий рог, летая, трубит…

То был Руслан. Как божий гром,

Наш витязь пал на басурмана;

Он рыщет с карлой за седлом

Среди испуганного стана.

Где ни просвищет грозный меч,

Где конь сердитый ни промчится,

Везде главы слетают с плеч

И с воплем строй на строй валится;

В одно мгновенье бранный луг

Покрыт холмами тел кровавых,

Живых, раздавленных, безглавых,

Громадой копий, стрел, кольчуг.

На трубный звук, на голос боя

Дружины конные славян

Помчались по следам героя,

Сразились… гибни, басурман!

Объемлет ужас печенегов;

Питомцы бурные набегов

Зовут рассеянных коней,

Противиться не смеют боле

И с диким воплем в пыльном поле

Бегут от киевских мечей,

Обречены на жертву аду;

Их сонмы русский меч казнит;

Ликует Киев… 

Образ воина Христова св. Дмитрия Солунского олицетворяет победу православия над язычеством. Подобная икона этого святого была подарена Византийским императором князю Дмитрию Донскому после победы в куликовской битве.

В.С.