«ЧЕЛОВЕКЪ: каждый из людей, высшее из земных созданий,

                одаренное разумом, свободной волей и словесною речью»

 (Владимир Даль, «Толковый словарь живого великорусского языка»,1882).

 Все мы одарены величайшим даром слова, который отличает высказывания человека от лая собак, рычания львов, или пения птиц. Кто одарил людей этим даром: мать-природа, или Творец природы и людей Господь Бог? Споры об этом ведутся со времен ранней античности. У каждого человека есть своя логика, которая строится из слов-логосов во внутренней речи. Внутренняя логика поступков и отношений предопределяет цели причины поступков, обосновывает причины поведения. Логика поведения слагается из логических построений – словосочетаний. Она словесна. Это значит, что внутренние слова-логосы человеческого лексикона (словарного запаса) управляют поведением, называя определяемые цели и мотивируя поступки. Чей закон приводится в действие каждым словом моей внутренней речи: мой человеческий, или Божий? Если Божий, то правильно ли я понимаю его, придавая своим внутренним словам современные значения? Если человеческий, то стоит ли современным юристам и книжникам с детским трепетом, благоговением и страхом подчинять свою логику древним святым словам Иисуса Христа: «Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном. Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (От Матфея, 5:18-20)?

Говоря языком античных философов, внутренняя логика – это словесный текст, который детерминирует поведение человека. Кто редактирует этот текст, тот и управляет поведением. Современные спорщики, обращаясь к истокам словопрений об истоках и природе человеческого слова, ссылаются на двух античных философов: Гераклита Эфесского (544 г. до н. э. —  483 г. до.н.э.)  и Демокрита Абдорского (460 до н. э. — 370 до н. э.).  

1. Гераклит (Ἡράκλειτος «восхваляющий Геру») – ученый философ или жрец Логоса?

Тексты трудов самого Гераклита не сохранились. Его учение о Логосе дошло до нас в многочисленных пересказах философов более поздней античности. Согласно текстам сократических диалогов Платона (428 – 348 г. до н. э.), Гераклит полагал, что Логос «слово» – это божественный Ум и высшее божество по имени Слово. Логос – это свет мысли и огонь вещей.  Он управляет вещами (в том числе, природой и обществом), называя их Своими первоименами – προτα ονοματα /прота ономата/). 

Учение, приписываемое Гераклиту, отвечает на вопрос, являются ли люди творцами и авторами своих слов, однозначно: Нет.  Человеческие слова основаны на первичных вечных именах вещей – протословах, дарованных нам Богом. Люди по-разному понимают, слышат, толкуют и произносят слова, основанные на первичных именах. Часто эта протооснова словесной речи совсем не принимается во внимание, хотя и неизбежно присутствует в каждом слове: «хотя этот логос существует вечно, люди оказываются непонимающими его» (Фрагменты Гераклита / Пер. П. Блонского // «Гермес», 1916, Т. 18, № 3, с. 58).

В своей разноречивой лексике люди неизбежно искажают единую высшую Логику мироустройства и вечной жизни. «Первичные имена учредила (θεμενη) сила могущественнее человеческой, так что они необходимо правильны (прагмасин)» (Гераклит Эфесский: все наследие: на языках оригинала и в рус. пер.: крат. изд. / подгот. С.Н. Муравьев. М.: ООО «Ад Маргинем Пресс», 2012. – 416 с. С. 139). В древнегреческом оригинале вместо «учредила» написано θεμενη /симине/. Это аорист глагола τῐ́θημῐ /тисеми/ «помещать, насаждать». Получается, что «сила могущественнее человеческой» насадила первичные имена вещей внутрь древних слов подобно тому, как сажают растения. Эти первоимена-«протологосы» стали этимологическими корнями всех естественных слов. От этих-то первокорней и произрастает все множество современных лексических значений, определений и изрекаемых смыслов.   Важно также заметить, что «необходимая правильность» первоимен в оригинальном греческом тексте, приписываемом Гераклиту, выражена словом πραγμασην/прагмасин/ «первозданность».

  Некоторые современные ученые полагают, что именно учение Гераклита о Логосе породило христианский догмат о Слове Божьем (по-гречески Логосе) как о втором лице Пресвятой Троицы: «Через Сократа и стоиков эта мысль Гераклита перешла, видимо, в таргумы, а оттуда — в христианское учение о Логосе — втором лице Пресвятой Троицы» (https://ru.wikipedia.org/wiki/Гераклит).

Упоминание таргумов знаменательно, поскольку     תרגום  /таргум/ означает ‏‎  по-арамейски «перевод». Этим термином изначально называли переводы текстов с иностранных языков для дополнения Ветхого Завета. Если монотеисты-иудеи переводили тексты Гераклита с древнегреческого на свой язык, вполне вероятно, что они не считали его одним из языческих философов.

Учение Гераклита о Логосе – не христианское, а античное. Вместо живого единого Бога Творца античные мыслители, даже и монотеисты, мыслили некоего демиурга, в переводе «гончара», который, сотворив свои глиняные сосуды, относит их на торжище и далее не заботится об их судьбах. В логосе Гераклита нет Отеческой заботы и любви к людям. Нет в нем и Сыновнего стремления спасти их для вечной жизни. Нет также и животворящей силы Святого Духа.

2. Материалистическое учение о логике мироздания в философии Демокрита (Δημόκριτος «Демоса (общества) избранник»).

В сократическом диалоге Платона «Кратил» оспаривается учение Гераклита об первоименах как о даре высших сил. От имени одного из спорщиков, Ермогена, Платон повторяет утверждение Демокрита: «ничему никакое имя не прирождается от природы, но все имена зависят от закона и обычая лиц, которые приурочивают и называют вещи». Начиная с 5 века до нашей эры, светские ученые последователи античной культуры продолжают настаивать на том, что мир живет только по одному «закону и обычаю»: по воле и промыслу людей, называющих вещи своими именами. Не человек должен руководствоваться в своих жизненных выборах высшим Словом истины и Законом Божьим, а законы жизни должны диктоваться миру учеными людьми. Люди, согласно этой материалистической логике, толкуют все слова и называют все вещи по своей воле, согласию и разумению. Истина, якобы, не открывается каждому в свое время по Высшей Воле, а рождается в спорах самими людьми.

Словопрения о значениях имен вещей во времена Демокрита и его недавних предков Гераклита и пророка Давида (в переводе «возлюбленный», 876—836 год до н. э.) назывались советами. Слово СОВЕТ содержит в своих древних корнях образы *sъ- «вместе» и *vet/*wei(k)- «говорить, делать». Родственными являются слова совеща́ние, вещать, ве́че. Советоваться можно двумя способами: 1) «по Гераклиту», соображая свой взгляд и свое определение имен с протоименами, содержащими Волю Логоса; 2) «по Демокриту», сопоставляя свои мнения об именах вещей только с мнениями таких же, как и ты мыслителей-спорщиков – подменяя веру в святую истину образов протоимен собственными сомнениями. Воистину: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей, но в законе Господнем воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь» (Псалтирь, 1:1-2).

Присутствие в одном стихе Первого псалма слов «совет» и «воля» неслучайно. Оба эти слова восходят к образу вития, свтика. Еще в начале 20 века однокоренные родственные слова СОВЕТ и ВИТИЯ «пророк, провозглашающий Волю Божью» писали с одной и той же гласной ѣ (Ять) в корне: вѣтии, совѣ́тъ. «Демокритическая» реформа русской орфографии, проведенная в в начале 20-х годов 20 века большевиками, вместе с буквой Ять упразднила и следы народного представления о родстве витийств-пророчеств с советами. Между тем, в современных этимологических словарях русского языка память об этом корнесловном родстве еще сохраняется: «Вити́я. Это слово, считающееся ныне устаревшим и имеющее значение «оратор, краснобай», заимствовано из старославянского и образовано от существительного вътъ — «совет, слово». Вероятно, под воздействием слова вить, ъ перешло в и, что и дало современное звучание этого слова. Отметим родство слов вития и вече. (Происхождение слова вития в этимологическом онлайн-словаре Крылова Г. А.); «вити́я м. «оратор», др.-русск. вѣтии — то же, ст.-слав. вѣтии ῥήτωρ (Супр.). Связано с вет, отве́т, заве́т, ве́че, др.-русск. вѣтити, вѣчу «говорить». [Топоров (КСИС 25, 1958, стр. 86 — 87) объясняет слав. větii из *vēt-i- от *vē- «дуть»; сюда же лат. vātēs «поэт», ирл. fáith «поэт». — Т.] (Происхождение слова вития в этимологическом онлайн-словаре Фасмера М.); «Вити́я (оратор). Заимств. из ст.-сл. яз. Образовано с помощью суф. -иj- от сущ. ветъ (через «ять») «совет, слово». Совр. форма с и в корне — в результате или смыслового сближения с вить — ср. извитие словес, или межслоговой ассимиляции «ять» — и. Вития буквально — «произносящий речь» (Происхождение слова вития в этимологическом онлайн-словаре Шанского Н. М.)» (https://lexicography.online/etymology/вития).

Почему каждому современному русскому человеку, наследнику и носителю древнего славянорусского языка святых православных предков, важно учитывать в своих суждениях родство СОВЕТА и ВИТИЙСТВА? Потому что мы все призваны Христом быть не невеждами, а сведущими витиями-пророками Божьими. Логически мыслить и вести себя по христиански без пророческого ведения последствий своих поступков невозможно! Дело тут еще и в том, что слово ВЕЩЬ тоже ранее писали с буквой ѣ, потому что оно тоже родственно СОВЕТУ и ВИТИЙСТВУ. Вещью люди во всех языках называли только тот объект, который имел свое имя. Без имен нет вещей. Добавим: Без протоимен, восходящих к Логосу, Воле и Промыслу Божьему, нет и не может быть никакой вещественной жизни, скольбы не советовались на эту тему нечестивые последователи «демокритического» материализма.

 Свить в единый свиток волю людей при помощи слова и скрутить в бараний рог врага – по сути одно. Убедить и победить – один и тот же глагол с разными приставками. Совет корнесловно представляет собой свиток, соединение нескольких воль в единую силу при помощи слова. «Ктó бо от человѣ́къ познáет совѣ́тъ Бóжiй? или́ ктó помы́слит, чтó хóчет Бóг?» (Премудрость Соломона, 9:13).

Советник – одно из Библейских имен Иисуса Христа: «Ибо Младенец родился нам, Сын, и дан нам; владычество Его на раменах Его, и нарекут имя Ему: Великого Совета Ангел, Чудный, Советник, Бог крепкий, Властелин, Князь мира, Отец будущего века; ибо приведу мир князьям, мир и здравие Его» (Исайя, 9:6).

К тому же корню, что и глагол «вить», в русском языке восходит существительное имя ветвь. Ветви прививаются к стволу дерева или к виноградной лозе, и тогда только начинают плодоносить. Советник Великого Совета Христос в Евангелии называет себя лозой, а добровольно прививающихся к Нему людей – плодоносными ветвями (рождием): «Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам. Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего» (От Иоанна, 15:3-5).

Естественно, что материалистическое мировоззрение и языкознание опирается не на веру в божественный Логос, дающий и направляющий жизнь всех вещей путем наименования, а на знания и рассудок людей. В кульминации диалога «Кратил» Платон устами Сократа провозглашает:

«Я полагаю, что человек знающий (δαήμων /демон/), который был бы добр, есть существо гениальное (δαιμόνιον /дэмонион/), жив он или умер, и правильно называется гением». В конце спора о природе имен, спорщик Кратил, обращаясь к Сократу, упоминает Гераклита: «Впрочем, хорошо знай, Сократ, что я и теперь слушаю тебя не без исследования; а исследуя этот предмет, и озабочиваясь им, я нахожу, что гораздо скорее бывает так, как говорит Гераклит». 

Победителем в этом споре остается, как и во всех сократических диалогах Платона, Сократ: «…всегда есть познающее, то есть и познаваемое, есть и прекрасное, есть и доброе, есть и бытие каждой отдельной вещи; и это уже не походит на то, что мы недавно говорили, — на течение и движение. Этим ли образом всё существует, или тем, о котором говорят последователи Гераклита и многие другие, — решить, может быть, не легко: не слишком умному человеку свойственно, пускаясь в имена, занимать ими себя и свою душу, веря им и их установителям, — утверждать, будто что-то знаешь; а между тем произносить суд против себя и вещей, — что ни в чём нет ничего здравого, но что всё течет, будто скудель,— что все вещи, точно будто люди, страдающие расстройством желудка, подвержены разным течениям и излияниям».

Официально признанный мировой наукой главным оппонентом Гераклита, основатель научного материализма Демокрит отрицал связь имен вещей с высшей волей определяющего их предназначение Логоса. Согласно его теории, связь именующих слов с именуемыми вещами случайна, многозначна, и обусловлена только договоренностью людей (конвенциональна). Позже, во время расцвета античной греческой философии, Аристокл-Платон, его ученик Аристотель и их последователи назвали учение Гераклита о логосе натуралистической теорией «фюсей» (от фюзис природа), а учение, приписанное Демокриту, – конвенциональной теорией «тесей» (от слова тезис «установление, положение»). Своей теорией «фюсей и тесей» они, по-моему, существенно «понизили планку» мирового исторического спора о природе вещей. Вместо противопоставления Логоса-Слова Божьего человекобожескому самомнению философы поздней античности предложили выбор между природным словом и словом-условным знаком. Человеческая земная природа смертна. Высший Логос, Слово и Закон Божий вечен и неизменен. Так что платонические и аристотелевские «фюси» ни в коей мере не сопсотавимы с высшим Логосом, даже и с Логосом в понимании Гераклита.  

В оторванной от догматов христианского вероучения и евангельского мировоззрения светской науке создалась ситуация ложного выбора: правильной в споре о природе слова может быть только одна из двух точек зрения: 1) имена вещей содержат в себе силу, определяющую их природу и судьбу, 2) словесные имена – это не имеющие своей духовной силы условные знаки, никак не связанные с природой именуемых вещей.  

Места для единственно верной христианской точки зрения на вопрос о природе слова в современной науке и системе образования пока не нашлось:

«Въ нача́лѣ бѣ́ (ἦν) Сло́во (λόγος /Логос/), и Сло́во бѣ́ къ Бо́гу {у Бо́га}, и Бо́гъ бѣ́ Сло́во. Се́й бѣ́ искони́ къ Бо́гу {у Бо́га}: вся́ Тѣ́мъ бы́ша, и безъ Него́ ничто́же бы́сть, е́же бы́сть. Въ То́мъ живо́тъ бѣ́, и живо́тъ бѣ́ свѣ́тъ человѣ́комъ: и свѣ́тъ во тмѣ́ свѣ́тится, и тма́ его́ не объя́тъ» (От Иоанна, 1: 1-5).

Святое Евангелие как воплощенное Слово Божие разрешает все споры об именах, природе слов и логике. Важно верить, а не сомневаться; руководствоваться в своей словесной речи и поведении Словом, а не сомнениями. Российской словесности пора уже отвратиться от античного и западнического схоластического игрового буквоедства, чтобы вновь стать апостольским служением.

3. Плачущий Гераклит, смеющийся Демокрит и их наследник Данте Алигьери.

                       «И ведаю, мне будут наслажденья

                       Меж горестей, забот и треволненья:

                       Порой опять гармонией упьюсь,

                       Над вымыслом слезами обольюсь…» (Из «Элегии» А.С. Пушкина, 1830).

 Фреска Браманте, на которой Демокрит весело смеется над плачущим Гераклитом, относится к позднему Ренессансу (от лат. renasci «рождаться опять, возрождаться»), эпохе возрождения античной культуры в христианской Западной Европе. Важны символы вверху фрески, над Земным шаром: эмблема Христа в центре и античные сюжеты по бокам.

Еще в начале 14 века, то есть в период «предвозрождения», великий западноевропейский поэт и языковед Данте Алигьери (1265-1321) стал возрождать   учение античных философов о природе слова.  В трактате «Пир» (1306) он описал четыре уровня смысла слов, развивая мысли из ««Утешения Философией» римского неоплатоника Боэция (480 — 524). Канонизированный католической церковью, Боэций одним из первых в современной западной традиции отношения к логосу-слову подал пример «вольных переводов», по-своему трактующих труды Аристотеля, Платона и любые другие тексты. «Сам я не следую покорно замыслам другого [автора] и не связываю сам себя строжайшим законом перевода, но, чуть свободней отклоняясь с чужого пути, ступаю не след в след» (Boetii de institutione arithmetica <…> ed. G.Friedlein. Lipsiae, 1876, p.4).

К 14 веку западная европейская неоплатоническая традиция «вольного перевода» как античных, так и христианских текстов явила миру уже весьма далекое от оригинала учение о логосе и логике. Начиная с «предвозрождения», западное учение Логосе становится не Боговдохновенным, а гуманистическим, то есть вдохновленным сугубо человеческими житейскими временными интересами и запросами. Дословные переводы с древнегреческого на латынь, и с латыни на западноевропейские языки стали превращаться в весьма вольные иносказательные толкования текстов и мыслей оригинала. Теоретиком этой традиции и стал Данте.

Во Втором трактате своего «Пира» Данте учит: «толкование должно быть и буквальным, и аллегорическим.  Для уразумения же этого надо знать, что писания могут быть поняты и должны с величайшим напряжением толковаться в четырех смыслах. Первый называется буквальным, … таковы басни поэтов.  Второй называется аллегорическим; он таится под покровом этих басен и является истиной, скрытой под прекрасной ложью; … Третий смысл называется моральным, и это тот смысл, который читатели должны внимательно отыскивать в писаниях на пользу себе и своим ученикам. Такой смысл может быть открыт в Евангелии, …      Четвертый смысл называется анагогическим, то есть сверхсмыслом, или духовным объяснением писания; он остается [истинным] также и в буквальном смысле, и через вещи, означенные выражает вещи наивысшие, причастные вечной славе…» (Данте Алигьери. Пир. Трактаты. http://lib.ru/POEZIQ/DANTE/pir01.txt).

На мой взгляд, вышецитированный образец гуманистической логики Данте представляет природу логоса-слова в перевернутом виде. Следуя учению о божественном Логосе Гераклита, «четвертый анагогический сверхсмысл» является первым, исходным и единым для всех слов всех языков, независимо от их фонетики, графики и иных различий.   «Третий моральный» смысл, который может быть открыт в Евангелии» соответствует переносному смыслу, производному от первого и наивысшего: «Всё сие Иисус говорил народу притчами, и без притчи не говорил им, Да сбудется реченное через пророка, который говорит: отверзу в притчах уста Мои; изреку сокровенное от создания мира» (Евангелие от Матфея, 13:34-35).

«Аллегорический» смысл, являющийся «истиной, скрытой под прекрасной ложью», по-моему, является не «вторым», а третьим по отношению к первостепенному гераклитовскому Логосу, производным от более высокого Евангельского. Греческое «аллос» переводится как «иной»; «агора» - «сказание». Аллегория – это близкое к земной повседневной жизни иносказание: простое сказание об ином мире и об иных отношениях.  Наконец, «первый буквальный» смысл у Данте в логике Гераклита является иерархически четверостепенным, искаженным земными заблуждениями и наиболее далеким от Слова Божьего. 

Гераклит на фреске Браманте плачет о том, что возлюбленные им последователи веселого Демокрита принимают перевернутую логику временного материального благополучия и успеха за высший истинный смысл своей жизни. «Но, как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого: ибо, как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, — так будет и пришествие Сына Человеческого» (От Матфея, 24:37-39).

«Первый, буквальный» смысл каждого слова наиболее близок и понятен временно живущему смертному человеку. Этот смысл также смертен и преходящ. От поколения к поколению он дряхлеет и устаревает вместе с фонетической и графической словесной плотью. Во внутренней речи и в современном лексиконе этот смысл преображается в лексическое значение. В зависимости от различных контекстов прямой смысл дробится и множится, и слово в лексиконе становится многозначным. Лексические значения придаются каждому современному слову людьми и действительно являются конвенциональными, то есть зависимыми от меняющихся контекстов и условий земной жизни. В своих лексических значениях слова нашего лексикона называют не то, что есть, а то, что нам кажется; не истинное имя, а искаженное человеческими предрассуждениями и мнениями иллюзорное впечатление от столкновения со встреченной вещью. В своей четвертой, последней степени близости к истине слова нашего современного лексикона более отвечают на злобу дня и грешат против истинного порядка называемых вещей. Поэтому в конце каждого дня мы и обращаемся к Логосу Иисусу Христу с молитвой святого Иоанна Дамаскина (675-753): «да не одолеет моя злоба Твоей неизглаголанней благости и милосердию: и якоже хощеши, устрой о мне вещь».

Как утверждает книга Бытия, Бог «устраивает вещь», называя, то есть вызывая ее на бытие изречением Своего Слова: «И рече́ Бо́гъ: да бу́детъ свѣ́тъ. И бы́сть свѣ́тъ» (Быт., 1:3). Святой Иоанн Дамаскин, а с ним и каждый христианин, молит Бога о возвращении к изначальному истинному Закону: порядку вещей, который был устроен и утвержден при сотворении мира, до грехопадения людей. Переход в восприятии «прекрасной лжи басен поэтов» к аллегорическому переносному смыслу их слов – это начало возвращения от мирской житейской логики к «протологосу» Гераклита и к Логике устройства Царства Небесного. Внешняя звукобуквенная форма слова, произнесенного в аллегорическом смысле, остается прежней, той же, что и в прямом смысле. Иносказание заключается в переносе мыслеобраза, скрытого внутри формы. Глядя на простую вещь, надо суметь перенести связанную с нею мысль из современности в иной мир: в жизнь вечную.

Такой перенос возможен только в свободном от земной суеты образном мышлении. Переход от «четверостепенного» прямого к более высокому переносному «третьестепенному» смыслу слова требует остроумия и развитого воображения – образованности ума.  Верное восприятие аллегорий доступно только тому, кто хорошо умеет соображать: извлекать образы из формально-логических значений слов и сочетать их в иной, вечной жизни. Когда речь течет только о временной суете, каждое слово употребляется в прямом смысле. В потоке прямой речи нет ничего настоящего (неизменно стоящего на своем). В ней есть только упоминание уже прошедшего и мечта о кажущемся будущем. В верной аллегории, к примеру, в евангельской притче Христа, все наоборот: в ней нет прошлого и будущего. Есть только настоящее – то, что по Закону и Логике вечной жизни происходит и повторяется всегда и везде.

Перенос мысли из материального в духовный мир осуществляется в вечных образцах человеческих отношений к именуемым вещам. К примеру, воплотившийся Логос Иисус Христос в своей притче о Пастыре и овцах аллегорически называет Себя дверью во двор овчий: «Рече́ же па́ки и́мъ Иису́съ: ами́нь, ами́нь глаго́лю ва́мъ, я́ко А́зъ е́смь две́рь овца́мъ. Вси́, ели́ко [и́хъ] прiи́де пре́жде Мене́, та́тiе су́ть и разбо́йницы: но не послу́шаша и́хъ о́вцы.  А́зъ е́смь две́рь: Мно́ю а́ще кто́ вни́детъ, спасе́тся: и вни́детъ и изы́детъ, и па́жить обря́щетъ» (От Иоанна, 10:7-9).

Апостолы, к которым обратился Христос с этой притчей, не смогли сообразить, то есть связать воедино два разных образа: «овцы в загоне» и «мысли в душе». «Сию притчу сказал им Иисус; но они не поняли, что такое Он говорил им» (От Иоанна, 10:6). В греческом оригинале вместо «не поняли» стоит οὐκ ἔγνωσαν /ук эгносан/ «не узнали». Чтобы узнать себя, точнее, свои мыслящие души, в образе обычных домашних овец,  им пришлось сначала отвлечься от того, что они – не стадо баранов, а свободные мыслители. Затем – представить себе, что в образах овец представлено их добровольное послушание словам Христа. Наконец, самое трудное даже и в наше время – представить себе своего Учителя и проповедника ДВЕРЬЮ «во двор овчий» - в личный внутренний мир тайных мыслей, чувств, взглядов и убеждений.

Чьи приглашения и призывы чаще вызывают в нас послушание и готовность пройти сквозь открывающиеся «двери возможностей и перспектив»: «татей и разбойников», или Логоса Христа? Тати и разбойники, как тогда базарные зазывалы, так и сейчас заманчивые рекламные «рассылки» всегда лезут в души «через забор»: без спроса и, конечно, в обход «двери» Логоса Христа.  «Ами́нь, ами́нь глаго́лю ва́мъ: не входя́й две́рьми во дво́ръ о́вчiй, но прела́зя и́нудѣ, то́й та́ть е́сть и разбо́йникъ: а входя́й две́рьми па́стырь е́сть овца́мъ» (От Иоанна, 10:1-2).

Когда Христос именует Себя уже не «дверью», а Пастырем, в этой притче происходит восхождение с более близкой к земле аллегорической ступени смысла слов на более близкую к Небу высшую ступень, которую Данте назвал в «Пире» «моральным смыслом, открываемым в Евангелии». Дверью притч и земных проповедей тридцатилетнего Сына Человеческого Иисуса Христа в души Его апостолов входит Пастырь: Сын Божий, а в Нем Отец Небесный с Духом Святым.    О наивысшей, по Данте «анагогической» ступени восприятия смысла слов и логики человеческого поведения здесь умолчим. Здесь уже должна идти речь об Апокалипсисе – Откровении свыше, которое осуществляется во внутренней духовной жизни человека только по Воле Божьей. «Все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет (в древнем тексте ВОЛИТ) открыть» (От Матфея, 11:27).

В.С.